1

    Эта история с похищением одежд стала главной темой разговоров молодых девушек Вриндавана. Рассказывалась она с особым вдохновением,  мельчайшими подробностями, порой даже вымышленными и приукрашенными некоторыми деталями, от которых загорались щеки и краснели мочки ушей.
    - Ну как ты могла так поступить, Дивья? – в который раз спрашивала свою подругу Камалаканта, сидя с ней в тени старого тамала.
    Но Дивья молчала, устремив свой задумчивый взгляд на тяжелое, утомленное за день заходящее солнце.
    - Ну что ты молчишь? Или я тебе больше не подруга? – алые губы Камалы обиженно припухли, а в глазах сверкнули маленькие хрустальные капельки. Дивья мягко улыбнулась и загадочно посмотрела на Канту.
    - Я знаю почему я это сделала…
    - Ну почему, почему?
    - Потому что он мой муж.
    - Да какой он тебе муж? – Камала всплеснула руками. - Вы даже не помолвлены, и вообще, говорят, они с Радхой уже давно все решили. Вон, матушка Яшода ей все руки красной кункумой разрисовала!
    - Ну и что? – упрямо ответила Дивья и, закрыв глаза, откинулась на мягкий ствол дерева.    
    - А то, что она признала её своей невесткой?! И тебе, извини, конечно, надеяться уже не на что.  
    - Все равно он мой муж.
    - Да с какой стати?
    - С такой, что только жена может показаться перед мужем обнаженной. Вот я и показалась.               
    - Хм, - Канта передернула плечами, - мы тоже показались.
    - Значит и вы стали его женами.
    - Дивья, ты сошла с ума, - глаза Камалы стали серьезными. - Тебе надо показаться врачу.
    Дивья резко повернулась к подруге и пронзила её пристальным  испытующий взглядом.
    - А тебе самой никогда не хотелось поцеловать Гопала? Обнять его крепко-крепко и не отпускать уже больше никогда?
    - Мне? – плечи Камалы опять задвигались, - мне никогда ничего такого не хотелось.
    Она отвернулась от Дивьи и стала внимательно изучать, как по мягкой коре тамала медленно ползет разноцветный, мохнатый муравей.
    - Вот то-то и оно, что хотелось, - произнесла Дивья и вздохнула, - хотелось…
    - Ничего мне не хотелось! – Камала вскочила на ноги и в гневе посмотрела на подругу. - А ты, если хочешь, можешь сохнуть по нем, сколько тебе вздумается. Все равно Кришна твоим не будет!
    - Он уже и так мой, - прошептала Дивья.
    Но Камала её уже не слышала, она бежала по лесной тропинке, и в голове  у неё стучало как молотом: «Ну что, ну что она в нем нашла? Желтые штаны да перо в волосах, да флейта, на которой вечно играет этот воришка масла!»И вдруг она остановилась, как вкопанная, и медленно опустилась на теплый придорожный камень. Неожиданно её сердце начало потихоньку плавиться и постанывать. «А вспомни, вспомни, Камала, голос его флейты, при котором тебе хочется бежать в лес и, прижавшись к ногам Гопала, слушать, слушать!» – словно кто то стал нашептывать ей на ухо. «Нет! Нет! Не было этого!» – Камала затрясла головой, пытаясь отогнать шепот непокорного сердца,- Никогда…такого…не было…»
    «Зачем ты себя обманываешь? – снова затрепетало в душе. - Ты просто ревнуешь. Тобой владеет зависть. Нехорошо». Камала не выдержала и разрыдалась. Она сидела и плакала в этом чудесном лесу Вриндавана, который бережно хранит все девичьи тайны и высушивает их горькие слезы мягким, прохладным ветерком. 
    Постепенно вокруг девушки стал собираться встревоженный лесной народ. Маленькая серая птичка села ей на плечо, а из кустов вышел олененок и подойдя к ней, ткнулся в безвольно висящую руку мокрым носом.

2

    А в это время знаменитые братья, мастера Калаван и Кунда, спешили во дворец Нанды махараджи, чтобы начать постройку загона для телят. Кунда был маленького роста, его голова, увенчанная ярко зеленым тюрбаном, постоянно вращалась из стороны в сторону, а подвижные, вечно удивленные чему-то глаза обозревали окрестности, выискивая что-нибудь необычное. Он любил петь. Его высокий красивый голос не умолкал ни на минуту. Песни, которые он сочинял прямо на ходу, были обо всем, что только Кунда видел перед собой.  Сейчас, например, он пел о земле Вриндавана:
    Мои ноги утопают
    В мягком бархатном ковре.
    Я, как птица, не летаю,
    Но как будто бы взлетаю
    И порхаю, и порхаю
    На пружинистой траве…
    И действительно, он не шел, а как бы постоянно пританцовывал, высоко подпрыгивая над благоухающей всеми соками жизни поверхностью земли. Калаван, в отличие от своего брата, был серьезный и рассудительный. Благодаря своему высокому росту, он смотрел на всех сверху вниз, но никогда в его взгляде не было надменности. Все знали Калавана как очень доброго человека, который всегда стремился помочь любому, кто бы в этом ни нуждался. Сейчас он, дождавшись паузы в бесконечной песне Кунды, начал размышлять о предстоящей работе.
    - Все перегородки сделаем из лесного дерева. Асана я думаю подойдет наилучшим образом. А вот арджуна, к примеру, только для телег и бочек годится. Ну а мрамор-то Нанда Баба уже наверняка заготовил. Все-таки его дом не то что дворец Вришабхану махараджа: у того все строения слишком городские, так скажем. Высокий гордый стиль, купола,  как летающие корабли, в небо смотрят. А у Нанды все такое приземистое, домашнее. Деревенское, если так можно выразиться. Я просто убежден, что его дом очень гармонирует с природой. И если у Вришабхану дворец возвышается над землей, то у Нанды дом как будто из неё вырастает.
    - Да и сам Нанда Баба как отец родной! Всегда улыбнется, приголубит, слово доброе скажет!
    И обнимет и уважит
    Детям сказочку расскажет!
    – пропел Кунда на мотив своей очередной песни.
    - Это точно! – подтвердил Калаван. - Вришабхану махараджа тоже, конечно, человек достойный, но лично мне Нанда, как бы это сказать… роднее что ли!
    - Ты как всегда прав, братец! – пропел Кунда. -
    Нанда, Нанда – наш отец
    Приголубит и уважит
    Детям сказочку расскажет!
    Так они и шли, а за поворотом уже показался дом самого Нанды махараджа. Он действительно как будто вырастал из плодородной земли Вриндавана и был похож на сказочный райский терем. Войдя в резные, мраморные ворота, братья очутились на залитой заходящим солнцем площадке перед входом в гостинные комнаты царя Враджи. Из внутреннего дворика дворца доносился низкий, бархатистый голос хозяина дома. Обогнув раскидистые кусты ароматных цветов бакула, братья увидели Нанду, стоящего перед группой людей, одетых в разноцветные костюмы артистов домашнего театра. Нанда Баба давал им последние указания перед вечерним представлением.
    - ... Больше музыки, больше смеха, улыбок, чтобы цветы распускались и птицы начинали петь вместе с вами, друзья мои. Да что я вам говорю: вы и сами все прекрасно знаете. Вот ты, Мадхуканта, просто замечательно поешь о детских играх Гопала. Ну так замечательно, что аж прямо сердце тает и слезы на глазах проступают от счастья. Молодец, что и сказать!
    Юный мальчик, к которому были обращены эти слова зарделся от смущения и опустил взгляд.
    -  А ты, Сканда? Я прямо не знаю что и сказать! Тебе бы только на райских планетах выступать, да ублажать царя Индру!  - продолжал Нанда Баба.                       
    Теперь настала очередь краснеть высокого юношу в красных шароварах в длинные, вьющиеся волосы которого были вплетены свежесорванные полевые цветы. В течение какого-то времени Нанда Баба прославил практически всех артистов своего театра.
    - Я ж тебе говорил: всех приголубит, всех уважит, -  прошептал на ухо Калавану Кунда. Братья стояли в тени высокого дерева и внимательно слушали Нанду махараджа. Наконец он заметил и их.
    - А-а! Вот и наши славные братья! Калаван! Кунда!     
    Братья подались вперед и уважительно поклонились царю Враджа.
    - Наше почтение, Нанда Баба,- одновременно произнесли они,-  мы явились по твоему зову!
    - Располагай нами, как пожелаешь, - сказал Калаван,- выполним работу на совесть. 
    - Работа подождет, - ответил Нанда и, подойдя к ним, обнял каждого своими крепкими руками, - сначала будьте моими гостями, посмотрите вечернее представление. Артисты мои (он показал на еще стоявших во дворике артистов) – лучшие во всей Врадже! Располагайтесь, отдыхайте, а завтра поговорим о делах. Гунамала! Чандана! Отведите гостям лучшие комнаты и сделайте так, чтобы они ни в чем не нуждались!
    Две миловидные женщины, служанки в доме Нанды, тут же бросились выполнять указание своего господина.
    - Ну что, жду вас на вечернем представлении, - сказал Нанда и, уже обращаясь к артистам, добавил. -  Пойдемте, я покажу вам, как украсить сцену.    
    Когда вся процессия во главе с Нандой удалилась в сторону богато украшенного купола домашнего театра, Кунда присел на деревянную скамейку у небольшого фонтана и запел, мечтательно глядя на заходящее солнце Вриндавана:
    Нанда, Нанда – наш отец
    Я, конечно, не певец,
    Но я буду петь всегда:
    Славься Нанда наш Баба!